Не успеет Розанов усесться и вчитаться, вдуматься, как по лестнице идет Давыдовская, то будто бы покричать на нечаевских детей, рискующих сломать себе на дворе шею, то поругать местного квартального надзирателя или квартирную комиссию, то сообщить Дарье Афанасьевне
новую сплетню на ее мужа. Придет, да и сядет, и курит трубку за трубкою.
Неточные совпадения
— Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским
сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в
новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.
— Пустые — хотел ты сказать. Да, но вот эти люди — Орехова, Ногайцев — делают погоду. Именно потому, что — пустые, они с необыкновенной быстротой вмещают в себя все
новое: идеи, программы, слухи, анекдоты,
сплетни. Убеждены, что «сеют разумное, доброе, вечное». Если потребуется, они завтра будут оспаривать радости и печали, которые утверждают сегодня…
В первый момент доктор не придал письму никакого значения, как безыменной клевете, но потом оно его начало беспокоить с
новой точки зрения: лично сам он мог наплевать на все эти
сплетни, но ведь о них, вероятно, говорит целый город.
Надо было непременно рассказать ему какую-нибудь
сплетню, городской анекдот, и притом ежедневно
новое.
А поводы для тревоги с каждым днем становились все больше и больше, потому что смерть Арины Петровны развязала руки Улитушке и ввела в головлевский дом
новый элемент
сплетен, сделавшихся отныне единственным живым делом, на котором отдыхала душа Иудушки.
По городу ходили
новые больничные
сплетни. Говорили, что некрасивая женщина поссорилась со смотрителем и этот будто бы ползал перед нею на коленях, прося прощения.
Тут фигурировали и Славнобубенск, и Москва, и Петербург, и общие знакомые, и книги, и
новые сочинения, и студенты, и кой-какие маленькие
сплетни, к которым кто ж не питает маленькой слабости? — и театр, и вопросы о жизни, о политике, о Лидиньке Затц, и музыка, и современные события, и те особенные полунамеки, полувзгляды, полуулыбки, которые очень хорошо и очень тонко бывают понятны людям, когда у них, при встрече, при взгляде одного на другого сильней и порывистей начинает биться сердце, и в этом сердце сказывается какое-то особенное радостно-щемящее, хорошее и светлое чувство.
Начались толки и пересуды.
Новую счастливицу начали встречать завистливыми взглядами. Екатерина Васильевна, не любившая ни интриг, ни
сплетен, была очень рада оставить двор, когда вскоре после этого ее муж получил место посланника в Неаполь.
Княжна начинала свой оригинальный ночной день с этого позднего вечера, когда Петербург наполовину уже спал, а предместье покоилось сном непробудным, в это-то несуразное для других время она принимала визиты своих друзей. Это, конечно, порождало массу
сплетен, не доходивших до злословия лишь только потому, что сама императрица, любившая все оригинальное, с добродушным смехом заметила, узнав о таком образе жизни своей
новой фрейлины...
Толки о позорном, из ряда вон выходящем «messaliance» — как московские матроны называли брак полковника Хвостова с приживалкой своей матери — возбудили много
сплетен в обществе, но прошло несколько месяцев, явилась
новая московская злоба и «молодых» Хвостовых оставили в покое.
— Да! Я вот что хотела вам сказать. Положим даже, что в этот маскарад я себя вела неглупо. Но ведь это всего один раз. Нельзя же все изучать разных Clémences. Несколько дней в неделю идет у меня на пляс. Вы сами знаете: что там отыщешь
нового? Все те же кавалеры, те же барыни, les mêmes cancans et la même vanité [те же
сплетни и та же суета (фр.).]. Хоть бы я была Бог знает какая умница, — из них ничего
нового не выжмешь.
Газеты, поданные Капитаном, произвели в Вадиме Петровиче
новый наплыв раздражения. Он стал просматривать пестро напечатанные столбцы одного из местных листков и на него пахнуло с них точно из подворотен где-нибудь в Зарядье или на Живодерке. Тон полемики, остроумие, задор нечистоплотных
сплетен, липкая пошлость всего содержимого вызвали в нем тошноту и усилили головную боль.